Мир 
  	опять 
  		цветами оброс, 
у мира 
  	весенний вид 
И вновь 
  	встает 
  		нерешенный вопрос —  
о женщинах 
  	и о любви. 
Мы любим парад, 
  	нарядную песню. 
Говорим красиво, 
  	выходя на митинг. 
Но часто 
  	под этим, 
  		покрытый плесенью, 

старенький-старенький бытик.
Поет на собранье: 
  	«Вперед, товарищи... 
А дома, 
  	забыв об арии сольной, 
орет на жену, 
  	что щи не в наваре 
и что 
  	огурцы 
  		плоховато просолены. 
Живет с другой —  
  	киоск в ширину, 
бельем —  
  	шантанная дива. 
Но тонким чулком 
  	попрекает жену: 
— Компрометируешь 
  	пред коллективом. —  
То лезут к любой, 
  	была бы с ногами. 
Пять баб 
  	переменит 
  		в течение суток. 
У нас, мол, 
  	свобода, 
  		а не моногамия. 
Долой мещанство 
  	и предрассудок! 
С цветка на цветок 
  	молодым стрекозлом 
порхает, 
  	летает 
  		и мечется. 
Одно ему 
  	в мире 
  		кажется злом —  
это 
  	алиментщица. 

Он рад умереть,

экономя треть,
три года 
  	судиться рад: 

и я, мол, не я,

и она не моя,
и я вообще 
  	кастрат. 
А любят,так будь 
  	монашенкой верной —  
тиранит 
  	ревностью 
  		всякий пустяк 
и мерит 
  	любовь 
  		на калибр револьверный, 
неверной 
  	в затылок 
  		пулю пустя. 
Четвертый —  
  	герой десятка сражений, 
а так, 
  	что любо-дорого, 
бежит 
  	в перепуге 
  		от туфли жениной, 

простой туфли Мосторга.
А другой 
  	стрелу любви 
  		иначе метит, 
путает 
  	— ребенок этакий —  
уловленье 
  	любимой 
  		в романические сети 
с повышеньем 
  	подчиненной по тарифной сетке... 

По женской линии

тоже вам не райские скинии.

Простенького паренька
подцепила 
  	барынька. 
Он работать, 
  	а ее 
  		не удержать никак —  
бегает за клёшем 
  	каждого бульварника. 
Что ж, 
  	сиди 
  		и в плаче 
  			Нилом нилься. 
Ишь! —  
  	Жених! 

— Для кого ж я, милые, женился?
Для себя —  
  	или для них? —  
У родителей 
  	и дети этакого сорта: 
— Что родители? 
  	И мы 
  		не хуже, мол! —  
Занимаются 
  	любовью в виде спорта, 
не успев 
  	вписаться в комсомол. 
И дальше, 
  	к деревне, 
  		быт без движеньица —  
живут, как и раньше, 
  	из года в год. 
Вот так же 
  	замуж выходят 
  		и женятся, 
как покупают 
  	рабочий скот. 
Если будет 
  	длиться так 
  		за годом годик, 
то, 
  	скажу вам прямо, 
не сумеет 
  	разобрать 
  		и брачный кодекс, 
где отец и дочь, 
  	который сын и мама. 
Я не за семью. 
  	В огне 
  		и в дыме синем 
выгори 
  	и этого старья кусок, 
где шипели 
  	матери-гусыни 
и детей 
  	стерег 
  		отец-гусак! 
Нет. 
  	Но мы живем коммуной 
  		плотно, 
в общежитиях 
  	грязнеет кожа тел. 
Надо 
  	голос 
  		подымать за чистоплотность 
отношений наших 
  	и любовных дел. 
Не отвиливай —  
  	мол, я не венчан. 
Нас 
  	не поп скрепляет тарабарящий. 
Надо 
  	обвязать 
  		и жизнь мужчин и женщин 
словом, 
  	нас объединяющим: 
  		«Товарищи». 

1926

http://mayakovskiy.ouc.ru/lubov1.html